Неточные совпадения
На этот призыв
выходит из толпы парень и с разбега бросается в пламя. Проходит одна томительная
минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок
на нем затлелись, в руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала
на огород…
Наткнувшись
на какую-нибудь неправильность, Угрюм-Бурчеев
на минуту вперял в нее недоумевающий взор, но тотчас же
выходил из оцепенения и молча делал жест вперед, как бы проектируя прямую линию.
Вронский был в эту зиму произведен в полковники,
вышел из полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег
на диван, и в пять
минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль
на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
Когда затихшего наконец ребенка опустили в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович встал и, с трудом ступая
на цыпочки, подошел к ребенку. С
минуту он молчал и с тем же унылым лицом смотрел
на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу
на лбу, выступила ему
на лицо, и он так же тихо
вышел из комнаты.
— Я тебе говорю, чтò я думаю, — сказал Степан Аркадьич улыбаясь. — Но я тебе больше скажу: моя жена — удивительнейшая женщина…. — Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях с женою, и, помолчав с
минуту, продолжал: — У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, — она знает, чтò будет, особенно по части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская
выйдет за Брентельна. Никто этому верить не хотел, а так
вышло. И она —
на твоей стороне.
Свод этих правил обнимал очень малый круг условий, но зато правила были несомненны, и Вронский, никогда не
выходя из этого круга, никогда ни
на минуту не колебался в исполнении того, что должно.
Хотя Алексей Александрович и знал, что он не может иметь
на жену нравственного влияния, что из всей этой попытки исправления ничего не
выйдет, кроме лжи; хотя, переживая эти тяжелые
минуты, он и не подумал ни разу о том, чтоб искать руководства в религии, теперь, когда его решение совпадало с требованиями, как ему казалось, религии, эта религиозная санкция его решения давала ему полное удовлетворение и отчасти успокоение.
Отказаться от лестного и опасного назначения в Ташкент, по прежним понятиям Вронского, было бы позорно и невозможно. Но теперь, не задумываясь ни
на минуту, он отказался от него и, заметив в высших неодобрение своего поступка, тотчас же
вышел в отставку.
В середине его работы
на него находили
минуты, во время которых он забывал то, что делал, ему становилось легко, и в эти же самые
минуты ряд его
выходил почти так же ровен и хорош, как и у Тита.
Хотя мне в эту
минуту больше хотелось спрятаться с головой под кресло бабушки, чем
выходить из-за него, как было отказаться? — я встал, сказал «rose» [роза (фр.).] и робко взглянул
на Сонечку. Не успел я опомниться, как чья-то рука в белой перчатке очутилась в моей, и княжна с приятнейшей улыбкой пустилась вперед, нисколько не подозревая того, что я решительно не знал, что делать с своими ногами.
Раскольников сказал ей свое имя, дал адрес и обещался завтра же непременно зайти. Девочка ушла в совершенном от него восторге. Был час одиннадцатый, когда он
вышел на улицу. Через пять
минут он стоял
на мосту, ровно
на том самом месте, с которого давеча бросилась женщина.
Дочь
вышла замуж и не навещает, а
на руках два маленькие племянника (своих-то мало), да взяли, не кончив курса, из гимназии девочку, дочь свою последнюю, через месяц только что шестнадцать лет
минет, значит, через месяц ее и выдать можно.
Затем я вас проводил до дверей, — все в том же, с вашей стороны, смущении, — после чего, оставшись наедине с Андреем Семеновичем и переговорив с ним
минут около десяти, Андрей Семенович
вышел, я же снова обратился к столу, с лежавшими
на нем деньгами, с целью, сосчитав их, отложить, как и предполагал я прежде, особо.
Тотчас же убили, всего каких-нибудь пять или десять
минут назад, — потому так
выходит, тела еще теплые, — и вдруг, бросив и тела и квартиру отпертую и зная, что сейчас туда люди прошли, и добычу бросив, они, как малые ребята, валяются
на дороге, хохочут, всеобщее внимание
на себя привлекают, и этому десять единогласных свидетелей есть!
Из дверей, как раз в эту
минуту,
выходили двое пьяных и, друг друга поддерживая и ругая, взбирались
на улицу.
Раскольников почувствовал и понял в эту
минуту, раз навсегда, что Соня теперь с ним навеки и пойдет за ним хоть
на край света, куда бы ему ни
вышла судьба.
Я бросился вон из комнаты, мигом очутился
на улице и опрометью побежал в дом священника, ничего не видя и не чувствуя. Там раздавались крики, хохот и песни… Пугачев пировал с своими товарищами. Палаша прибежала туда же за мною. Я подослал ее вызвать тихонько Акулину Памфиловну. Через
минуту попадья
вышла ко мне в сени с пустым штофом в руках.
Марья Ивановна быстро взглянула
на него и догадалась, что перед нею убийца ее родителей. Она закрыла лицо обеими руками и упала без чувств. Я кинулся к ней, но в эту
минуту очень смело в комнату втерлась моя старинная знакомая Палаша и стала ухаживать за своею барышнею. Пугачев
вышел из светлицы, и мы трое сошли в гостиную.
Швабрин упал
на колени… В эту
минуту презрение заглушило во мне все чувства ненависти и гнева. С омерзением глядел я
на дворянина, валяющегося в ногах беглого казака. Пугачев смягчился. «Милую тебя
на сей раз, — сказал он Швабрину, — но знай, что при первой вине тебе припомнится и эта». Потом обратился к Марье Ивановне и сказал ей ласково: «
Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь».
Вышед
на площадь, я остановился
на минуту, взглянул
на виселицу, поклонился ей,
вышел из крепости и пошел по Оренбургской дороге, сопровождаемый Савельичем, который от меня не отставал.
Лидия встала и пригласила всех наверх, к себе. Клим задержался
на минуту у зеркала, рассматривая прыщик
на губе. Из гостиной
вышла мать; очень удачно сравнив Инокова и Сомову с любителями драматического искусства, которые разыгрывают неудачный водевиль, она положила руку
на плечо Клима, спросила...
Клим Самгин, бросив
на стол деньги, поспешно
вышел из зала и через
минуту, застегивая пальто, стоял у подъезда ресторана. Три офицера, все с праздничными лицами, шли в ногу, один из них задел Самгина и весело сказал...
Когда Самгин
вышел на Красную площадь,
на ней было пустынно, как бывает всегда по праздникам. Небо осело низко над Кремлем и рассыпалось тяжелыми хлопьями снега.
На золотой чалме Ивана Великого снег не держался. У музея торопливо шевырялась стая голубей свинцового цвета. Трудно было представить, что
на этой площади, за час пред текущей
минутой, топтались, вторгаясь в Кремль, тысячи рабочих людей, которым, наверное, ничего не известно из истории Кремля, Москвы, России.
Как только зазвучали первые аккорды пианино, Клим
вышел на террасу, постоял
минуту, глядя в заречье, ограниченное справа черным полукругом леса, слева — горою сизых облаков, за которые уже скатилось солнце. Тихий ветер ласково гнал к реке зелено-седые волны хлебов. Звучала певучая мелодия незнакомой, минорной пьесы. Клим пошел к даче Телепневой. Бородатый мужик с деревянной ногой заступил ему дорогу.
Самгин послушал спор еще
минут пять и
вышел на улицу под ветер, под брызги мелкого дождя.
Самгин вынул из кармана брюк часы, они показывали тридцать две
минуты двенадцатого. Приятно было ощущать
на ладони вескую теплоту часов. И вообще все было как-то необыкновенно, приятно-тревожно. В небе тает мохнатенькое солнце медового цвета.
На улицу
вышел фельдшер Винокуров с железным измятым ведром, со скребком, посыпал лужу крови золою, соскреб ее снова в ведро. Сделал он это так же быстро и просто, как просто и быстро разыгралось все необыкновенное и страшное
на этом куске улицы.
Самгину показалось, что она хочет сесть
на колени его, — он пошевелился в кресле, сел покрепче, но в магазине брякнул звонок. Марина
вышла из комнаты и через
минуту воротилась с письмами в руке; одно из них, довольно толстое, взвесила
на ладони и, небрежно бросив
на диван, сказала...
Шаги людей
на улице стали как будто быстрей. Самгин угнетенно
вышел в столовую, — и с этой
минуты жизнь его надолго превратилась в сплошной кошмар.
На него наткнулся Кумов; мигая и приглаживая красными ладонями волосы, он встряхивал головою, а волосы рассыпались снова, падая ему
на щеки.
На Марсовом поле Самгин отстал от спутников и через несколько
минут вышел на Невский. Здесь было и теплее и все знакомо, понятно. Над сплошными вереницами людей плыл, хотя и возбужденный, но мягкий, точно как будто праздничный говор. Люди шли в сторону Дворцовой площади, было много солидных, прилично, даже богато одетых мужчин, дам. Это несколько удивило Самгина; он подумал...
«Этот
вышел из игры. И, вероятно, надолго. А — Маракуевы, Поярковы — что они могут сделать против таких вот? — думал он, наблюдая людей в ресторане. — Мне следует развлечься», — решил он и через несколько
минут вышел на притихшую улицу.
В таких воспоминаниях он провел всю ночь, не уснув ни
минуты, и
вышел на вокзал в Петербурге полубольной от усталости и уже почти равнодушный к себе.
Утром, сварив кофе, истребили остатки пищи и
вышли на улицу. Было холодно, суетился ветер, разбрасывая мелкий, сухой снег, суетился порывисто
минуту, две, подует и замрет, как будто понимая, что уже опоздал сеять снег.
Она сказала это, когда Дмитрий
на минуту вышел из комнаты. Вернулся он с серебряной табакеркой в руке.
Минут через десять Штольц
вышел одетый, обритый, причесанный, а Обломов меланхолически сидел
на постели, медленно застегивая грудь рубашки и не попадая пуговкой в петлю. Перед ним
на одном колене стоял Захар с нечищеным сапогом, как с каким-нибудь блюдом, готовясь надевать и ожидая, когда барин кончит застегиванье груди.
С этой
минуты настойчивый взгляд Ольги не
выходил из головы Обломова. Напрасно он во весь рост лег
на спину, напрасно брал самые ленивые и покойные позы — не спится, да и только. И халат показался ему противен, и Захар глуп и невыносим, и пыль с паутиной нестерпима.
Все замолкло
на минуту, хозяйка
вышла на кухню посмотреть, готов ли кофе. Дети присмирели. В комнате послышалось храпенье, сначала тихое, как под сурдиной, потом громче, и когда Агафья Матвеевна появилась с дымящимся кофейником, ее поразило храпенье, как в ямской избе.
Вера встала, заперла за ним дверь и легла опять. Ее давила нависшая туча горя и ужаса. Дружба Райского, участие, преданность, помощь — представляли ей
на первую
минуту легкую опору,
на которую она оперлась, чтобы вздохнуть свободно, как утопающий, вынырнувший
на минуту из воды, чтобы глотнуть воздуха. Но едва он
вышел от нее, она точно оборвалась в воду опять.
— И я добра вам хочу. Вот находят
на вас такие
минуты, что вы скучаете, ропщете; иногда я подкарауливал и слезы. «Век свой одна, не с кем слова перемолвить, — жалуетесь вы, — внучки разбегутся, маюсь, маюсь весь свой век — хоть бы Бог прибрал меня!
Выйдут девочки замуж, останусь как перст» и так далее. А тут бы подле вас сидел почтенный человек, целовал бы у вас руки, вместо вас ходил бы по полям, под руку водил бы в сад, в пикет с вами играл бы… Право, бабушка, что бы вам…
— Как это вы делали, расскажите! Так же сидели, глядели
на все покойно, так же, с помощью ваших двух фей, медленно одевались, покойно ждали кареты, чтоб ехать туда, куда рвалось сердце? не
вышли ни разу из себя, тысячу раз не спросили себя мысленно, там ли он, ждет ли, думает ли? не изнемогли ни разу, не покраснели от напрасно потерянной
минуты или от счастья, увидя, что он там? И не сбежала краска с лица, не являлся ни испуг, ни удивление, что его нет?
«Это не бабушка!» — с замиранием сердца, глядя
на нее, думал он. Она казалась ему одною из тех женских личностей, которые внезапно из круга семьи
выходили героинями в великие
минуты, когда падали вокруг тяжкие удары судьбы и когда нужны были людям не грубые силы мышц, не гордость крепких умов, а силы души — нести великую скорбь, страдать, терпеть и не падать!
«А если сократить все это в одно слово, — вдруг отрезвившись
на минуту, заключил он, — то
выйдет: „люблю, как художник“, то есть всею силою необузданной… или разнузданной фантазии!»
Я было
вышел;
на той стороне тротуара раздался сиплый, пьяный рев ругавшегося прохожего; я постоял, поглядел и тихо вернулся, тихо прошел наверх, тихо разделся, сложил узелок и лег ничком, без слез и без мыслей, и вот с этой-то самой
минуты я и стал мыслить, Андрей Петрович!
Они оставались там
минут десять совсем не слышно и вдруг громко заговорили. Заговорили оба, но князь вдруг закричал, как бы в сильном раздражении, доходившем до бешенства. Он иногда бывал очень вспыльчив, так что даже я спускал ему. Но в эту самую
минуту вошел лакей с докладом; я указал ему
на их комнату, и там мигом все затихло. Князь быстро
вышел с озабоченным лицом, но с улыбкой; лакей побежал, и через полминуты вошел к князю гость.
— Твоя мать — совершенная противоположность иным нашим газетам, у которых что ново, то и хорошо, — хотел было сострить Версилов поигривее и подружелюбнее; но у него как-то не
вышло, и он только пуще испугал маму, которая, разумеется, ничего не поняла в сравнении ее с газетами и озиралась с недоумением. В эту
минуту вошла Татьяна Павловна и, объявив, что уж отобедала, уселась подле мамы
на диване.
Я прождал пять
минут, наконец — десять; глубокая тишина вдруг поразила меня, и я решился выглянуть из дверей и окликнуть.
На мой оклик появилась Марья и объявила мне самым спокойным тоном, что барыня давным-давно оделась и
вышла через черный ход.
Так что я даже в ту
минуту должен был бы стать в недоумении, видя такой неожиданный переворот в ее чувствах, а стало быть, пожалуй, и в Ламбертовых. Я, однако же,
вышел молча;
на душе моей было смутно, и рассуждал я плохо! О, потом я все обсудил, но тогда уже было поздно! О, какая адская
вышла тут махинация! Остановлюсь здесь и объясню ее всю вперед, так как иначе читателю было бы невозможно понять.
Часа в три мы снялись с якоря, пробыв ровно три месяца в Нагасаки: 10 августа пришли и 11 ноября ушли. Я лег было спать, но топот людей, укладка якорной цепи разбудили меня. Я
вышел в ту
минуту, когда мы
выходили на первый рейд, к Ковальским, так называемым, воротам. Недавно я еще катался тут. Вон и бухта, которую мы осматривали, вон Паппенберг, все знакомые рытвины и ложбины
на дальних высоких горах, вот Каменосима, Ивосима, вон, налево, синеет мыс Номо, а вот и простор, беспредельность, море!
Можно даже закусить в экипаже и
выйти на пять
минут, съесть кусочек сыру, ветчины, холодной телятины; а здесь все замерзает до того, что надо щи рубить топором или ждать час, пока у камина отогреются.
Выйдешь на палубу, взглянешь и ослепнешь
на минуту от нестерпимого блеска неба, моря; от меди
на корабле, от железа отскакивают снопы лучей; палуба и та нестерпимо блещет и уязвляет глаз своей белизной. Скоро обедать; а что будет за обедом? Кстати, Тихменев
на вахте: спросить его.
Через
минуту из боковой двери
вышла Маслова. Подойдя мягкими шагами вплоть к Нехлюдову, она остановилась и исподлобья взглянула
на него. Черные волосы, так же как и третьего дня, выбивались вьющимися колечками, лицо, нездоровое, пухлое и белое, было миловидно и совершенно спокойно; только глянцовито-черные косые глаза из-под подпухших век особенно блестели.